Закончив разговор, включил компьютер, полазил по сайтам бездумно. Захотелось перекусить. Спустился на кухню, добыть себе что-нибудь, а там Митя чай пьёт.
– Доброе утро.
– Ой. Ребёнок! А ты чего не спишь?
– Выспался. А ты?
– С вечера не ложился, писал кое-что.
– Почитаешь?
– Ещё не закончил. Чаю налить тебе?
– Ми-ить.
– М-м?
– Я, кажется, начинаю влюбляться в одного парня.
– Не советую.
– Почему это?
– У вас было уже что-нибудь?
– Что ты имеешь в виду?
– Значит, не было. А раз не было, так не стоит и начинать.
– Не понимаю. Ты же сам гей. Считаешь это вопрос желания? воли? А как же природная склонность, особенности личности?
– Ну-у. Как бы тебе объяснить. Знаешь, был такой писатель, Евгений Харитонов, не читал?
– Нет.
– Не читай. Так вот, я точно не помню в каком конкретно тексте, кто и кого у него там соблазняет, но смысл разговора такой, что надо, мол, дырку в заднице разрабатывать и сначала будет больно, а потом только этого и будет хотеться, чтобы хуй был в тебе. Поверь, как говорится, моему опыту, мужской любви не бывает. Только секс. И это не просто секс, это прям как наркотик – затягивает страшно.
– Мне это, как раз, не обязательно. К тому же, я уверен, что он не такой. Я могу любить его просто так, платонически.
– Святая наивность! Соблазнить можно любого мужичка. Самого натурального натурала в койку затащить – раз плюнуть. Особенно такому, как ты, зайчику. Лучшая, как говорится, дэвочка, это пятнадцатилетний малчик. Ты думаешь, почему мужики всё время по этому поводу шутят? Это выявляет их интерес к теме и готовность. Да что вообще может остановить двух самцов, желающих секса?
– Ты правда считаешь, что такой любви не бывает?
– К сожалению.
– А как же вы с Аркашей?
– Разбежимся годика через два.
– Ну почему? Разве тебе с ним плохо? Разве вы не счастливы вместе? Бедный папа, он так мечтает иметь постоянного друга, настоящую семью.
– Деточка моя, все геи по природе коллекционеры. И этот самый писатель Харитонов, и Серебряного Века поэт Кузмин, и танцовщик Нуриев, и многие другие, все они были коллекционерами, меняли, меняли, меняли любовников. Вон Нуриев уже от СПИДа загибался, а каждый вечер отправлялся на охоту за новым юношей. И в каждом жаждешь встретить идеал. Крепкие семейные союзы очень редки. Так что, мальчик мой, послушай тётю Митю, искренне советую остановиться, пока не поздно. Потом, по секрету тебе скажу, Аркадий очень расстроится, если узнает, что и ты туда же.
– Я и сам знаю.
– Ну вот! Кстати сказать, это сейчас народец подраспустился. А в былые годы, когда всё было табуировано, когда нравы построже были, уверен, очень многие люди сдерживали себя, женились, плодили детишек, проживали праведную жизнь, боролись с искушением.
– И были всю жизнь несчастны.
– А ты думаешь геи счастливы?! Мда-а. Или всё-таки дать тебе почитать Харитонова? Я когда им увлёкся, лет в 19, меня просто накрыло волной отчаянья, одиночества, боли! Да он же умер в сорок лет от разрыва сердца! Тихо. Аркадий, кажется. Я всё сказал, ты, что хотел, услышал. Чуден Днепр при ясной погоде.
– Доброе утро! – папа чмокнул меня в макушку, а Митю за плечо потрепал. – А чтой-то вы в такую рань?
– Утро, утро! Коля встал, а я ещё не ложился. И, кстати говоря, спешу это исправить. Спокойной, если так можно выразиться, ночи.
– Эх, ты, богема! Спокойной, спокойной. А ты, сынок, не заболел? Пошёл бы тоже поспал ещё?
– Нет, пап, я не хочу больше. Скоро уже в колледж собираться.
Тут и Олеся появилась, началась обычная утренняя суета. Я изо всех сил старался делать, хорошую мину, чтобы не показать, насколько ошарашен Митиными откровениями. Перед выходом, когда уже машина ждала, не удержался, залез в интернет, хоть одним глазком глянуть, неужели нет «голубой» любви? Неужели действительно все такие, как этот писатель Харитонов? По запросам гей-любовь и даже гей-литература нашлась одна порнография. Вечером ещё поищу.
Дорóгой думал, как это нет любви? Бред. Если я полюблю – значит есть, а не было до сих пор, так будет. Всё же, последнюю попытку нужно сделать, ради отца, вдруг получится удержаться? Не искать, не думать, не позволять себе погрузиться в новое чувство. Откажусь идти на поиски сегодня. Только вот как быть с Надей? Что я ей скажу? То, что мы обязаны Ярослава навестить, ведь, само собой разумеется. Этого, в конце концов, элементарные приличия требуют. Должны ж мы узнать, как нога его, как вообще он себя чувствует, не повредила ли ему наша помощь? Хорошей отговорки я так и не сочинил. Разное приходило в голову, вплоть до того, чтобы попросить водителя отвезти меня обратно домой. Но колледж сегодня нельзя прогуливать – я и так уж много пропустил.
Прихожу, и что же? Нади нет. Первая пара началась – нет. Звоню – не берёт трубку. Завалилась, что ли, досыпать, после нашего разговора, да так и проспала? Значит, вылазка в больницу откладывается на неопределённый срок, вернее мои от неё отговорки. На перемене постарался отвлечься болтовнёй, не слишком успешно – на душе всё равно было тревожно. К середине второй пары, я уж ждать перестал, и даже начал вникать в то, что втолковывает математик – вдруг является. Рот до ушей. Математику, на справедливое его возмущение, нагрубила, как водится, плюхнулась возле меня, выдохнула: «Нашла!». Я чуть на месте не подскочил! Как это нашла? Без меня ходила? И видела его? Укол ревности. Улыбается. Всё в порядке с ним, стало быть? Почему одна пошла? Неужели тоже в него влюбилась? Чувствую, у меня голова сейчас взорвётся. На месте оставаться нет никаких сил. А она сидит, сияет, и за математиком записывает, как ни в чём не бывало. По крайней мере, видимость такая. С горем пополам до конца пары я высидел. От звонка вскочили оба, как ошпаренные, помчались на улицу, за трансформаторную будку, где у нас курилка общая, но увидев, что там уже старшекурсники стоят, развернулись, не сговариваясь, побежали в укромное место за кустики возле забора. Надя уже на ходу начала трещать, сообщая подробности: