Первый курс - Страница 27

– Скажи, а как ты меня узнал по телефону?

– Думал о тебе.

– Да? И что ж ты думал?

Он протянул ко мне руку, стал гладить пальцами по лицу, волосы со лба откинул.

– Ты мне понравился очень. Ещё тогда, в больнице, помнишь?

– Ты мне тогда тоже понравился, а теперь всё ...

Я хотел сказать, изменилось, но он не дослушал, привлёк меня к себе, стал целовать глаза, щёки, шею и плечи. Я вдохнул его запах, слишком, резкий, мужской – Митя пахнет совершенно иначе, и папа тоже. Шершавая щетинка на подбородке неприятно раздражает кожу. И ещё я с ужасом, да, да, именно с ужасом, ощутил его страстное желание. За секунду резкой вспышкой перед глазами картинки Том оф Филанда пронеслись. Меня слегка затошнило. А он продолжал целовать и громко дышать мне в лицо. Огромной пятернёй крепко сжал мою задницу, снова поднял на руки и стал тереть об себя, как будто я губка, Спанч Боб, какой-то.

– Маленький мой, так влюбился в тебя, прямо башню сносит.

– Отпусти. Пожалуйста! Отпусти!

Он слегка ослабил хватку, поставил меня на пол, но до конца объятий не разжал, стал гладить легонько, успокаивать.

– Извини меня, малыш, не бойся.

Я высвободился окончательно.

– Дело в том... понимаешь, я теперь люблю другого человека. – Он как-то странно улыбнулся, грустно и вместе с тем скептически. – Что? Не веришь?

– Верю, почему? Просто хотел сказать, что одно другому не мешает, но, видимо, у нас не тот случай.

– Угу, не тот.

– Окей, пойдём в душ, что ли?

– Я, наверное, лучше дома.

– Перестань, не бойся меня. Ты сказал – я всё понял. А можешь предположить, что не ты один серьёзное, светлое чувство способен испытывать? – И при этом он так взглянул, что я дар речи потерял, аж рот раскрыл от изумления. Тогда он засмеялся с нежностью, весело; потрепал по затылку. – Пойдём, цыплёночек, ополоснёмся.

– Не хочу быть цыплёночком.

– Успокойся, не будешь. Арнольда из тебя сделаем.

– Какого ещё Арнольда?

– Терминатора. ...

Вот, стараюсь теперь, как могу, до Терминатора пока как до Альфы Центавра, но кое-какой прогресс, вроде бы, намечается. Я знаю точно, что у меня есть настоящий преданный друг. И сам хочу быть таким же другом для Мити, искренним и бескорыстным. Чтобы любить по-настоящему, в трусы друг к другу лазить не обязательно.

Я очень рад, что мы с Надей не одни путешествуем, а с Митей. Во-первых, это была его идея, и, кажется, не смотря на шуточные жалобы папе, как трудно «нянчиться с детьми», он довольно весело проводит с нами время. Наде больше всего нравится, что он никогда не жмётся и не занудствует, если речь заходит о том, чтобы купить нам выпить что-нибудь покрепче газировки. Я и то проявляю больше беспокойства по этому поводу – что-то слишком налегает она на алкоголь. Но Митя уверен, что в Москве, когда обычный образ жизни восстановится, это у неё пройдёт. Что ж, будем надеяться, окончательно она не сопьётся. В первые дни в Париже я и сам накачивался под завязку коктейлями и шампанским, но быстро выяснил – не помогает это, ни успокоиться, ни забыться. В пьяном виде всё острее чувствуешь и больше переживаешь, жаль себя становится до слёз, а на утро башка квадратная. Если кусочек мозга отрезать, как папа рассказывал, тогда, наверное, выйдет из головы то, что перед самым отъездом произошло. Как теперь жить с этим? Хоть домой не возвращайся.

– Колюнь! Ты чего? Опять? Прекрати сейчас же! Думай о другом, в окошко, вон, смотри, красота какая!

– Не могу я, Митя, как вспомню, так просто... просто не знаю, как быть.

– Папа с тобой разговаривал?

– Разговаривал. – Угрюмо подтвердил я.

– Ну? Объяснил он тебе, что хотел как лучше? Знаешь, прекрасно, что у него с сердцем. А оно ещё и за тебя болит.

– Его я понимаю. Мне-то как дальше?

– Живи, как жил, само всё наладится.

Легко ему говорить. А я с ума схожу. Главное такие вещи всегда как обухом по голове. Как почувствуешь себя легко и счастливо, расслабишься беззаботно – и на тебе! Нет проблем, парнишка? Сейчас подгоним...

Мы с Ярославом о чувствах больше ни слова не сказали. Зачем? И так всё ясно. Но он не только к отцу стал приезжать, а и ко мне специально. Мотоциклом управлять решил у него учиться. Он с удовольствием. Благо оттепель, почти весна. Я такой счастливый был, косуху с Митей ездили покупать и сапоги специальные, а шлем Ярослав мне презентовал – супер классный. Уезжать не хотелось, только жизнь, можно сказать, наладилась. Но перед Надей неудобно было идти на попятный, и перед папой, он уже все билеты и гостиницы нам оплатил, и где-то там договорился, чтобы Наде документы поскорей оформили. Про Митю и говорить нечего, как его разочаруешь? Он папу одного не хотел бросать, а путешествие, для него, поэта, как воздух необходимо. Ярослав утешил меня, уговорил: «Ты прямо ехать за пару раз научишься, а потом вернёшься – будешь практиковаться, сколько душе угодно. Отец позволит – свою такую лошадку заведёшь. Вместе выберем».

И вот уже два дня оставалось, или три, не очень хорошо помню, потому, что слились они у меня в один комок и тяжело легли на душу. Поджидал я друга своего с нетерпением, с утра у ворот отирался. Часов около десяти открылись ворота, но не мотоцикл, а машина въехала. Ладно, ещё, значит, подождём, на машину эту ноль внимания, мало ли кто тут ездит и зачем. Случайно голову в сторону дома повернул, смотрю – из тачки той Ярослав выходит, перешёл на другую сторону, дверь кому-то открыл. Видно их плоховато было, далеко довольно наше крыльцо от ворот, и умом я не понял сразу, кого он привёз, женщину какую-то, мало ли, опять же женщин. Но сердце почему-то заколотилось тревожно. Набрал ему на трубку.