Первый курс - Страница 28

– Мы что сегодня не катаемся?

– Почему? Подъеду часика в четыре, годится?

– Ладно.

– А ты вообще где?

– Да вот, гулял тут, тебя поджидал.

– Окей, у меня пока дела, давай попозже увидимся.

Побрёл потихонечку к дому, всё ещё ни сном ни духом. И тут охранник наш один, Сергей, со всех ног ко мне подбегает, запыхался даже.

– Николай! Отец велел тебе идти в свою комнату и ждать его там, не выходить никуда.

Я кивнул ему, спорить не стал. А смысл?! С посторонним человеком. Но так как папа ничего подобного раньше мне не «велел», то я сообщение это мимо ушей пропустил. То есть, в принципе, в свою комнату пойти мне ничего не стоило, и подмерзать уже начал на улице, но Митя с Шариком вышли как раз, я их побежал догонять. Погуляли с собакой полчасика, Митя мне стихи почитал, новые свои и питерского поэта Пурина, побрели потихоньку к дому. Ярослава машина, заметили, как отъезжает. Я ещё подумал, бедный Ярослав, что он будет мотаться туда-сюда ради моего развлечения? Набрал опять ему, сказать, чтоб не возвращался больше сегодня. Вдруг папа из окна кабинета высунулся, кричит:

– Митя, Коля! Домой идите, быстро.

Ярослав говорит в трубку:

– Чего скажешь?

А на ходу из его машины вылетает женщина. Упала прямо на асфальт, вскочила моментально, двумя руками упершись о землю, к нам побежала.

– Николай! – Кричит отчаянно папа.

А я её уже узнал – та самая, что плакала по телевизору. Подбежала, обняла меня, целует и слезами обливается.

– Сыночек мой, родной сыночек!

Шарик зашёлся визгливым лаем, потом затих, Митя на руки его, наверное, взял, я не видел, только на неё смотрел. Потом Ярослав подошёл:

– Марина, мы же вас просили...

Папа мне потом, конечно, всё объяснил. Что боится умереть внезапно и оставить меня одного, что деньги деньгами, а мать есть мать. Ярослав, оказывается, в качестве частного детектива на него работал, разыскивал её, проверял, действительно ли мы родные с ней, и что она вообще за женщина. И мы не так должны были встретиться и не тогда, в тот день Ярослав её с папой знакомиться привозил, а встречу нашу отец после каникул планировал, чтобы я спокойно отдыхал, ни о чём не думал. Вот это мне Митя теперь и советует. Легко ему говорить, он со своей матерью надолго никогда не расставался. А я буквально не понимаю, как теперь жить. Как относиться к ней, как вести себя, как называть? Марина, вообще-то очень красивое имя, но язык так не поворачивается, мамой тоже не могу. И стыдно мне перед ней и жалко её до боли. Маленькая такая она, как Надя, ниже меня, несчастная очень. Дочку растит, сестру мою, четыре годика девочке. Муж от неё отказался, девочка чем-то болеет. По уму поддержать её надо, помочь. А меня как не пускает что-то, какое-то внутреннее отторжение. Истерику даже в первый раз устроил папе, что никого мне кроме него не нужно, и чтобы о смерти помышлять не смел, и родственников посторонних мне не навязывал. Плакал, кричал. Папа, тогда, меня успокаивал, просил прощения. За что, спрашивается?! ...

Сидней большого впечатления не произвёл. Да, это тот самый город, что и на фотографиях, но фотографии сделаны с моря, или с большой высоты, наилучший ракурс старались выбрать те, кто снимали, хотели добиться эффекта, ну и добились: снимки изумительные, а реальный город изнутри и с асфальта им значительно уступает. Самое приятное здесь, что в январе тепло. Но, как мой папа любит говорить, летом везде хорошо.

– Ты звонить ей будешь? – спросила Надя.

– Надо бы. Отец просил, а она его очень просила. Не знаю, что говорить.

– Она, наверное, сама тебе что-нибудь скажет. На, приложись для храбрости и вперёд.

– Не надо, что ты, вдруг заметит.

– Чего заметит? Я ж тебе не предлагаю напиваться до усрачки.

– Не буду я, не хочу.

– Как хочешь. Тогда звони, давай.

– Что, сейчас обязательно?

– А когда? Ты так и будешь резину тянуть, нужно резко решиться, как в ледяную воду.

– Это точно. Ладно, попробую, может, не дозвонюсь? ... Здравствуйте, это Коля!

– Господи, сыночек, счастье моё! Как ты там отдыхаешь, нравится?

– Ничего, терпимо. – Она посмеялась невесело. – А вы как себя чувствуете?

– Я так счастлива, что ты нашёлся. Как пьяная от счастья хожу, совсем обезумела. Папа твой мне фотографии прислал, смотрю бесконечно.

– А детдомовские тоже прислал? У нас детдомовских где-то была парочка.

Чёрт! Вот это сморозил! Дебил идиотский! Она же как упрёк воспримет!

– Да, милый мой, я уж плакала над ними, плакала.

– Простите, пожалуйста, я не то имел в виду. Как дочка ваша себя чувствует?

– Танечка? Ничего. Зимой полегче ей. Аркадий Борисович нам аллерголога хорошего устроил, возила её вчера, сказали, будут лечить, и прогноз, сказали, хороший.

– Это хорошо.

Помолчали немного.

– Коленька, сыночек, ты не бойся меня. – Вот и она туда же, как Ярослав, любит и говорит «не бойся». Что ж я прям такой пугливый? – Я тебе мешать ничем не буду. Просто знай, что у тебя есть мама, просто есть.

– Я к вам приеду обязательно, как только вернёмся. И вы к нам тоже приезжайте. – Заплакала. Не может говорить. – Не плачьте, пожалуйста, я ещё позвоню. До свидания?

– До свидания, родной мой!

– Не надо плакать.

– Прости, я постараюсь, не буду больше, прости.

– Ну, я нажимаю? Отбой?

– Да, сынок, нажимай, до свидания.

– Я ещё позвоню.

– Хорошо.

– И приеду скоро.

– Хорошо, мой милый.

– Не надо плакать, ладно?

– Я не буду, родной, не буду. До свидания!

Я отключился. Отбросил телефон и голову запрокинул подальше, чтобы из глаз не полилось. Но всё равно потекло, и из носа тоже.