Первый курс - Страница 11

– Пойдём в комнату, на кровать?

Я молча встал вслед за ней. Она улыбнулась, взяла меня за руку, повела. Улеглись на кровать. Надя гладила меня по голове, по спине, и руки гладила, и плечи, как тогда во сне, только сон был не про неё.

– Опёночек мой, умочка, Чего тебе хочется?

А мне ничего особенного, вроде бы, и не хочется, странное такое, пришибленное состояние, вроде как, под гипнозом. Когда она об меня на кухне терлась, член не встал, а напрягся совсем чуть-чуть, да так и остался, ни твердым ни мягким. Она говорит:

– Давай разденемся?

– Давай.

Встали, поснимали с себя всё, я аккуратно сложил на стул штаны, рубашку, жилетку. Трусы, всё-таки, на себе оставил. А она всё своё по полу разбросала. Опять легли. То ли от того, что первый пыл свой она уже утолила, то ли голый вид у неё куражу поубавил, так или иначе, слишком активных действий Надя не предпринимала больше. А может, она от меня их ждала? Короче говоря, полежали, пообнимались, поцеловались ещё, я опять её грудь пососал немного, а она меня по голове при этом гладила.

– Не болит больше?

– Нет.

– Ты такой красивый.

– Ты тоже.

– Вправду так думаешь?

– Да.

– Нравятся? – она на свои грудки кивнула.

– Да, очень.

– Маленькие. Хотя сейчас, говорят, как раз маленькие иметь модно. Зачем мне вымя, правда?

Я хихикнул. Она тоже прыснула. Вместе посмеялись.

– Ты чего?

– Ничего, смешно ты сказала, вымя.

Опять посмеялись.

– Знаешь, я тебя сразу полюбила, как увидела. Ты мой самый милый, самый-самый, кукушоночек мой, земляничка.

Я вначале смутился страшно от этих откровенностей, но ласковые прозвища меня опять рассмешили.

– Ну что ты всё смеешься?

– Смешно же, то опёночек, то земляничка.

– Это потому что ты мой сладкий. Обожаю тебя.

– А я подумал, тебе Ярослав понравился.

– Кто?!

– Сама знаешь, кто, не придуривайся.

– Эта горилла?! Вот ещё.

– Он-то, как раз, очень красивый – высокий, сильный, накачанный.

– Как гомик.

– Почему гомик?!

– Мой брательник двоюродный говорит, все гомики накачанные, конечно, кроме тех, которые совсем как девки. Ты что замёрз?

– Угу, холодно.

– Ладно, пойду чайник поставлю.

Она накинула халатик и ушла на кухню. Я оделся. К чаю было варенье из апельсиновых корок. Надя вдруг заявила помрачнев:

– Я дура, конечно, полная, что сама тебе первая сказала. Ну и пусть. Даже если не любишь, я от тебя ни за что не откажусь.

– Надь, я, знаешь… мне кажется, ещё никого не люблю. И не хочу пока. – Сказал и думаю: «Соврал? Или нет? Во всяком случае, ещё пару дней назад я так и считал. А Ярослав … нет, он, пожалуй, не в счёт». – А ты мой самый близкий друг… подруга, понимаешь? Не обижайся.

Она кивнула. Я посмотрел в окно, увидел, что машина всё ещё ждёт.

– Мне пора, наверное.

– Ладно, езжай. В колледж придёшь завтра?

– Завтра выходной, в понедельник приду.

– Я позвоню тебе.

– Конечно, созвонимся.

Я обнимал на прощанье Надю, а в голову настойчиво лезли мысли о той, что была немногим её младше, когда родила мальчика. И как это вышло?

Глава 5

Дома ни отца ни Мити. Олеся только. Ужинать отказался, завалился, не раздеваясь, на кровать. На душе паршиво, стыдно за свой дневной гнев на всех и вся, неловко за странное постельное приключение с Надей. Смешно, что весь секс, в конечном счёте, свёлся к разговору о гомиках. Какие, однако, странные познания у этого Надиного кузена. И, между прочим, не такие уж нелепые, как может на первый взгляд показаться. Вот я вчера в поисках литературы по теме, постоянно натыкался на порнуху, и действительно все они такие накачанные, на этих картинках, многие даже чересчур. Судя по всему, Надин двоюродный знает, о чём говорит, и можно даже догадаться из каких источников он своё знание черпает. Чтобы изучить вопрос как следует, включил компьютер, теперь уж специально гей порно стал искать. Картинки, надо сказать, впечатление оставили довольно мерзкое. Видео смотреть было поприятней, но во мне не столько самые развратные сцены вызвали отклик, сколько выражения лиц, и вздохи со стонами. Впрочем, мне не так много удалось увидеть – Олеся постучала.

– Коленька, а ты почему, милый мой, кушать ничего не хочешь? Ты не заболел у меня?

– Нет, Олеся, спасибо. Я в гостях был, мы там чай пили.

– Ну что это чай? У меня всё горячее, и мясо есть с овощами и рыбка с картошечкой, может, покушаешь?

– Не хочется, спасибо.

Олеся потрогала мой лоб, сначала рукой, потом губами.

– Ну, так и есть – горячий. Ложись, давай, в кровать, я тебе сейчас травок лечебных заварю.

Спорить бесполезно. Олеся обожает лечить. Впрочем, её целебные травяные настои очень даже приятные, никогда не горькие, и к ним частенько прилагается мёд, в котором она тоже толк знает. Я, до её появления в нашей семье, мёд никогда не ел, меня всегда от него тошнило, и вкуса медового совсем не понимал, а тот, что Олеся покупает – просто восхитительный, душистый и необыкновенно вкусный. Славная она женщина, хорошо, что папа именно её взял. И, ведь, совсем не старая, лет, наверное, сорок, плюс-минус. Я когда её впервые увидел, года три назад, помню, подумал, что моя мать вполне могла бы быть такого возраста. Не знаю, есть ли у неё дети, она никогда ничего такого не рассказывала, мне во всяком случае. Может быть, и есть. Она с Украины приехала, деньги зарабатывать, вполне могли там и дети остаться. К травяному сбору, такому ароматному, что запах я почуял задолго, до того, как Олеся чашку внесла, на этот раз не только мёд полагался, но ещё и орешки: грецкие и кедровые, ведь я ж «ничего не ел, бедняжка, а чтобы поправляться, нужны силы». Она заставила меня переодеться, уложила, сама уселась рядом и стала потчевать, расписывая целебное действие всего, что я поглощал.