Первый курс - Страница 12

К оглавлению

– А меня сегодня чаем поили с вареньем из апельсиновых корок.

– Тю-у! Добра-то.

– Мне понравилось.

– Я тут дома стараюсь, не знаю уж чем ещё тебя побаловать, а ты по людям ходишь, корки ешь!

– Не обижайтесь, у вас всегда всё самое вкусное.

– Та я не обижаюсь, хочешь, корок тебе другой раз наварю. С арбузных тоже корок варенье варят.

– Да?! Вкусное?

– Сделаю, попробуешь. Скушал? Ну, вот и молодец, на здоровье. Не болей у меня.

– Не буду.

Она погладила по голове, поцеловала в макушку, и я снова ту же внутреннюю щекотку испытал, что сегодня, когда Надя меня ласкала.

– Не знаете, папа скоро придёт?

– Ой, не знаю. Краем уха слышала, переговоры сегодня какие-то важные.

– Да, наверное, что-то важное, я ему и днём дозвониться не смог. Помню, однажды у него без перерыва трое суток переговоры длились.

– С ума сойти. Ну, ничего. Ты у меня под призором, это самое главное.

– И Мити что-то нет.

– Бог знает, где его носит. Часов в пять ушёл, не сказал ничего.

– Как он вам, нравится?

– Ничего, хороший, вроде, парень. И с тобой как будто ладит, а?

– Да. Неплохой.

– Это шо такое?! Ты чегой-то так вздыхаешь тяжело?

– Так просто.

– Давай, укройся хорошенько, ни о чём не думай, поспи.

– Рано ещё.

– Ничего не рано. Сон для здоровья самое полезное.

Олеся подоткнула одеяло мне со всех сторон, разложила вещи по своим местам, собрала посуду и вышла. От мёду и чая её целебного меня тут же сон сморил.

Часам к двум я совсем уже выспался, вспомнил про Олесино мясо с овощами, аж слюнки потекли. Почувствовал непреодолимое желание обследовать потихоньку холодильник. Спустился в кухню, а там…

– Папа!

– Привет, дружочек! Ты что это, проголодался?

– Ага.

– Ну, давай сообразим что-нибудь. Я, видишь, только приехал.

– Ты не беспокойся, я сейчас сам! Иди, переоденься пока. Ты что будешь? Олеся вечером мясо готовила с овощами и рыбу с картошкой.

– А сыр есть?

– Наверное.

– Тогда хорошо бы сыру и чайку.

– Сейчас сделаем! В столовой накрыть?

– Не выдумывай, в кухне тихонечко перекусим. Подожди, сейчас вернусь, помогу тебе.

Я так обрадовался, как будто сто лет папу не видел.

Трудновыполнимые задачи встали две: найти всё, что нужно – мне это в Олесиных владениях редко с первого раза удаётся, и, собственно, не разбудить Олесю. Комната её не так уж близко, но она словно чувствует всегда вторжение в свою секретную лабораторию: когда бы и кто на кухню не вошёл – тут же Олеся появляется, выяснять в чём у страждущих нужда. Всё же, отыскал я своё вожделенное мясо и гарнир к нему, засунул в микроволновку; сыр для папы нарезал.

– Как ты тут, сынок? Справляешься?

– Да, всё готово!

– Чайник поставил?

– Ой. Чайник забыл.

– Ну, ничего, сейчас…

– Я сам, я сам! Ты садись, пап, не беспокойся.

Тут, конечно, Олеся является. И глаз-то толком открыть не может, а туда же:

– Кушать хотите? Сейчас покормлю вас.

Папа говорит:

– Иди, ложись, беспокойное созданье.

Меня бы она, разумеется, ни за что не послушалась, но папе удалось её убедить, что ничего страшного не случится, если на этот раз мы без присмотра отужинаем. Олеся потрогала мой лоб и щёку, видимо, осталась довольна, погладила по голове, поплелась к себе нехотя. Тут же вернулась:

– Вы посуду оставьте, я утром уберу.

– Хорошо, хорошо. Спокойной ночи.

Какое всё-таки счастье! Я и папа. Вдвоём. Давно мы с ним одни не ужинали, а чтобы ночью, так вообще никогда.

– Как переговоры?

– Ты знаешь, очень удачно, прямо на удивление. Фашисты в нас вложились хорошо, акций накупили, так что у нас теперь, считай, европейское предприятие, немецкая медицина. Название, естественно, сменим.

Я захихикал, чуть не поперхнулся.

– Что ж ты их фашистами-то?

– Так мы немцев шуткой называем. Ты что не слышал никогда?

– Слышал, но не от тебя.

– Это не конец ещё, с утра продолжим. У тебя, сынок, как дела?

– Может тебе лучше поспать пойти? Если утром снова на работу, отдохнуть же нужно.

– Отдохну, успеется. А ты что так погрустнел? Опять неприятности?

– И да и нет. В общем, всё хорошо уже.

– Может, поделишься?

– Ты, папа, только не волнуйся. Колледж я закончу в любом случае, всё-таки сам туда напросился. И вообще, после него в любой ВУЗ можно пойти, не обязательно в медицинский, главное, ведь, среднее образование.

– Таак, интересно.

– Ты не обижайся, только на меня, ладно? Я знаю, как тебе важно, чтобы я стал врачом…

– Подожди, сынок, при чём тут «мне важно»? Ты же, вроде бы, сам всегда мечтал.

– Да я, честно говоря, и сейчас ещё немножко мечтаю. Но сегодня понял, что не создан для этого. Во мне стержня нет.

– Чего-чего нет?

– Я слишком мягкий человек, понимаешь? Не могу твердо стоять на своём, всегда говорить прямо, что думаю, особенно плохое. Короче, я размазня.

– Вот ещё новости. Никогда не замечал за тобой этого.

– А я вот за собой заметил. Ну скажи, пап, врач должен во что бы то ни стало защищать интересы больного?

– Теоретически да, но…

– Вот, вот! Никаких «но». Врач должен быть жёстким, непоколебымым, по-хорошему наглым. А я не такой.

– Это всё?

– Всё. Но это не пустяки, пойми, папа!

– Сынок, послушай меня, во-первых, уметь уступать тоже важно, представляешь, коллега с твоим диагнозом не согласен, а ты уперся рогом – непоколебимость демонстрируешь. Гибче, как Райкин, говаривал надо быть. Во-вторых, твердость характера можно выработать, воспитать. Это не пустые, ради утешения, слова, ты меня знаешь, я отнюдь не мямля. Но в юности, был очень робким и застенчивым. К тому же никакой патологической мягкости я в тебе никогда не замечал, по-моему, ты наговариваешь на себя. А вот то, что ты добрый, отзывчивый мальчик – немаловажно. Это, как раз, врачу пригодится. В тебе есть сочувствие, способность сопереживать, чего, как раз, многим людям в медиках и не хватает.