Первый курс - Страница 16

Ну? Долго, что ли, они там ещё трепаться будут попусту? Переходили бы в спальню уже и делом занялись. Уселся на толчёк, с закрытой крышкой, стал в ожидании флакончики и пузырьки разные обнюхивать. О! Вот этот Митей пахнет. Его туалетная вода, значит. Побрызгал на себя маленько. Попи́сать захотел, ну и отлил, не задумываясь, а воду спускать боюсь – вдруг они, как раз, в этот момент и явятся, и услышат, что тут кто-то есть. Закрыл просто крышку, сел на место. Уставать уже стал, разочаровываться в своей затее. Вдруг, слышу – вошли. Я вскочил и дыхание перехватило. А отец, как раз, наоборот громко так, тяжело, со свистом дышит. А Митя высоким, мне показалось, жалобным голосочком почти поёт:

– Сейчас, сейчас, Аркаша, Милый, потерпи немножко!

Я аж рот рукой прикрыл. Ни фига себе!

– Мальчик мой, – хрипит Аркаша.

– Ложись скорее, давай, вот так. Говорил тебе, не надо, не поднимайся. Ну что? Как ты?

А Аркаша всё дышит, громче ещё. Я испугался. А Митя, чуть не плача:

– Ну, милый мой, что? Не легче? Ещё таблеточку дать? Всё, Аркаш, я скорую вызываю! Что? Неудобно так? Подожди, давай подушку подложим. Ну что ты, хороший мой? Господи!

Меня заколотило всего, затрясло. А папа хрипит:

– Мальчик мой, сынок, умираю.

Я выскочил, уже ни о чём не думая, кроме него, да так и застыл на месте. Лицо у папы всё посинело, именно настоящего голубого цвета сделалось. Митя отчаянно кричит в телефон, требует, чтобы поскорей приезжали. Я выбежал на ватных ногах, бросился вниз по лестнице. Падал пару раз, но вмиг поднимался, дальше бежал.

– Олеся! Папе плохо!

– Боже мой! Что такое?!

– Синий весь, сердце, наверное. Митя скорую вызывает.

– Скорую не дождёшься. Своим надо звонить. Подожди, у меня телефоны забиты.

– Я к нему побегу, хорошо?

– Иди, иди, сынок, побудь с отцом, ему легче будет.

Опять наверх. Прибегаю – Митя сидит на полу, прижал папину руку к своему лицу, целует её и плачет. А папа уже без сознания.

Глава 7

Митя принёс мне кофе из автомата на первом этаже, уговаривает поехать домой, нормально поесть и поспать. А сам не уходит, вот и я не уйду. Никуда не уйду, пока папа не поправится. Не нужно будет мне ни есть, ни спать, если папы не станет. У меня, ведь, никого на этом свете нет, кроме него. Своё сердце отдать не жалко, лишь бы он жил. И был здоров, и счастлив. Плакать не хочется, слёз нет, только внутри болит невыносимо, душа ноет. К нему не пускают пока, очень тяжёлое состояние. Вон, один из врачей, занимающихся папой, пойду, попрошу. Его я ещё не просил.

– Так ты в медицинском учишься? – Ласково улыбнулся мне доктор.

– Да. Всего лишь в колледже, и всего лишь на первом курсе. Медицину пока не изучаем.

– А откуда знаешь, как непрямой массаж сердца надо делать?

– В школе ещё, на ОБЖ показывали.

– Ты своему папе жизнь спас. Молодец, коллега.

Странно, я был уверен, что делаю всё неправильно. Просто совсем ничего не делать в тот момент было невозможно.

– Пожалуйста, пустите меня к нему. Хоть на минутку, хоть на секундочку посмотреть.

– Но с уговором, что поедешь домой, отдохнёшь и вернёшься завтра к вечеру, идёт?

– Извините, я так не могу.

– А если я тебе отдельную палату предоставлю, поспишь?

– Мите тоже поспать нужно.

– И Митю уложим. Укол даже сделаем успокоительный, хочешь, и тебе.

– Сначала я должен увидеть папу.

– Хорошо, коллега, пойдём, переоденешься. Там реанимация, всё-таки, сам понимаешь, порядок нужно соблюдать.

Я ожидал увидеть что-то жуткое, нечто ещё более страшное, чем там, на кровати, дома. Но это был мой папа, почти совсем такой, как всегда. Изо рта торчит толстая трубка, и множество разных проводков от него отходит к окружающим кровать аппаратам, но всё равно это папа, не синее, обезумевшее от страха существо, и не безжизненное вялое тело. Несколько подражая Мите, я опустился на колени возле кровати, взял его руку и приложил к губам. Мне уже объяснили, что он меня не слышит, потому, что спит под воздействием препаратов. Дышат и качают кровь за него вот эти машины. Сердцу дают отдохнуть после операции. Постояв немного в картинной позе, я почувствовал себя неловко, бережно убрал папину руку на место и встал на ноги.

– Скажите, доктор, можно ему пересадить другое, здоровое сердце?

– Сейчас об этом рано думать. К такой операции нужно серьёзно готовиться, донора ждать совместимого. Мы займёмся этим позже. На следующем этапе. Пока, всё, что можно, сделано.

– Я могу хоть чем-то помочь?

– Главное, береги себя. Для него это очень важно. Ты же знаешь, как много значишь для него.

– Конечно.

– Ну, вот и постарайся ради папы.

Я кивнул и пошёл на выход. Меня ещё никто не гонит, можно было бы и остаться подольше. А что толку, всё равно он ни слышать, ни говорить пока не может. Выходя от папы, я услыхал, разговор где-то за стенкой. Один мужчина крайне раздражённо, а другой растерянно:

– Они, что, у тебя на диване всё это время так и просидели?

– А куда ж их девать?

– Обалдел, что ли, совсем! Не понимаешь, кто это?

– Понимаю, но...

– Очисти срочно весь этаж, чтобы никого кроме них здесь и духу не было, понял?

– Да, но пациенты.

– Решим с другими пациентами. А эти – хотят тут поселиться, пусть живут. Пусть хоть до седьмого колена все родственники переезжают. Если надо – мы им весь корпус освободим. Тут же всё его собственность, и мы с тобой в том числе, неужели не догоняешь?

Мне стало неприятно. Как только папе будет получше, обязательно буду домой уезжать на отдых. Надеюсь, лечить они его стараются не за страх, а за совесть, врачи, всё-таки. Ко мне подошла красивая высокая женщина в коротеньком халатике. Блондинка с крупными чертами лица, чем-то похожая на Ярослава, положила ладонь на спину.