После такого, с позволения сказать, купания, проспал целый день до вечера. Настроение при этом ничуть не улучшилось. Неловко перед Митей за неуклюжие приставания. Надеюсь, он теперь не станет нарочно меня избегать. Извиниться перед ним, или не стоит? Делать вид, что не было ничего? Извинюсь, пожалуй. Нет, лучше не надо. О таких вещах и не посоветуешься ни с кем. С Ярославом тоже нехорошо получилось. Назвать адекватным моё с ним поведение можно в одном только случае, если он папу к супружеской неверности склонял, а если нет, как выясняется из подслушанного разговора... Ой, за то, что подслушивал, тоже стыдно. Ведь если б только одни разговоры, а то... При воспоминании о Митином поскуливании и мой приятель пробудился. У меня этот звук в ушах стоит, и пробирает до печёнок. Так и не заглянул, не увидел, что такого папа делает, чтобы он вот так отзывался, а с другой стороны, радуюсь проявленной скромности, а то сейчас не только в ушах, но и перед глазами бы стояло.
Обедать отказался, а ужин пропускать уже не комильфо. И так два раза папа приходил, и Олеся постоянно заглядывает, интересуются, не заболел ли я. Вообще, сейчас не помешал бы Олесин чаёк с мёдом и заботливая суета вокруг, но такое настроение паршивое, что насладиться в полной мере всё равно не выйдет.
Будучи уверен, что Митя станет бычиться на меня, помалкивать, или цедить слова сквозь зубы и в глаза не смотреть, очень удивился, когда он просто и прямо взглянул, улыбнулся и спросил ласково:
– Выспался?
Помимо воли улыбнулся ему в ответ. Он, кстати, новую рубашку надел, которую я ему выбрал; просто подошёл с ней в магазине: «возьми вот эту». Он тогда взял, почти не глядя, и примерять не стал, я подумал, никогда не наденет...
Скинул ему смску: «Прости меня, пожалуйста!». – Пока набирал, папа сделал замечание, чтобы за столом с телефоном не игрался. Отправил. Митя стал читать – и ему попало. Смотрю, а он всё равно ответ набирает. Приходит мне: «Благодарю!» – «За что?» – «За то, что ты мой друг» – «Сто процентов! Встретимся в парке после ужина?» – «ОК» – «А где?» – «Не разминёмся, я думаю».
– Ребят! Вы что, нарочно?! – рассердился папа.
Мы оба синхронно спрятали телефоны.
Знаю, это может выглядеть как детская игра, несуразица, но очень хотелось именно там, именно встретиться, а не выйти вместе, объявляя всем, что погулять идём, поэтому пока ещё они болтали с папой, допивали чай, я побежал, оделся скоренько, и выскочил за дверь. Какое счастье, что он не дуется! Замечательный всё-таки парень! Эх, папа, что ж ты его так долго удерживаешь? Совсем заболтал. Ну, выходи же ко мне скорей! За рост, конечно, стыдно, слов нет. Вот сейчас пойдём по дорожке рядом, и я такой короткий – кошмар. Но пусть приходит всё равно. А мне, пожалуй, стоит заняться этими железками, тягать их регулярно. Как он там папе-то сказал? Живое мясо? Нравится, значит, ему? А что? Возьму, и сделаюсь похожим на Надины картинки, или на пособие по анатомии: прямая мышца, косая, бицепс, трицепс, квадрицепс... Вообще, неплохо будет, если через пару-тройку месяцев он станет мной любоваться. Наконец-то! Идёт! И Шарик, естественно, рядом катится. Я не удержался, побежал навстречу. Шарик подумал, я с ним заигрываю, пришлось немного повозиться со щенком. Довольно весело получилось. Внешне, по крайней мере. Митя, я так понимаю, остался нашей вознёй доволен, умилился даже. А мысли о том, что я для него приблизительно на том же щенячем уровне, стараюсь отгонять. От них самому мне только больно и больше ничего.
– Скажи, ты знаешь, какие дела у отца с Ярославом?
Он почему-то тяжело вздохнул.
– Знаю.
– Со мной не поделишься?
– Извини, не могу. Он сам, наверное, тебе расскажет. Постарайся пока об этом не думать. Честное слово, ехали бы вы лучше развлекаться.
– Как развлекаться? Куда?
– Мне кажется, вам с Надей стоит прокатиться куда-нибудь на каникулы. В Париж хоть, тот же, смотайтесь, или, я не знаю, в Сидней.
– Хотите сплавить меня?
– Боялся, что ты именно это ответишь. Но, положа руку на сердце, не считаешь ведь так? Не настолько же ты глуп.
– По-твоему, хотеть быть рядом с близкими глупо?
– Подозревать близких в том, что они о тебе гадости думают – глупо.
– Ладно, скажу Наде, если захочет – прокатимся.
– Конечно, скажи. Тем более заслужили оба, так ловко с экзаменами отстрелялись.
– Я предпочёл бы с вами поехать, как собирались, помнишь?
– Обязательно поедем. Ещё немного он оклемается и поедем.
Господи! Как он любит его! Это и ревность, и гордость во мне пробуждает, и ещё что-то, целый букет противоречивых эмоций. Есть подозрение, что папа сам настолько глубоких чувств не питает к Мите. Сколько боли, тревоги и нежности в этом «немного он оклемается». Хотел бы я, чтоб меня кто-то так полюбил. А Митя да, Митя занят. На уговоры погулять ещё немного, поддался неохотно, ему показалось, Шарик домой просится. А Шарик просто видит, что Митя сам в сторону дома поглядывает, вот и предвосхищает. У них уже прочная связь. Так что, я не дотягиваю даже до уровня... да прочь же, прочь эти мысли, чтоб их так...
То ли Митя заранее всё продумал, то ли названные, вроде бы «от фонаря», Париж и Сидней тут же его вдохновили, но дома он сразу же кинулся к компьютеру, чтобы продемонстрировать мне все достоинства вышеназванных городов. Собственно этой виртуальной экскурсией я вполне бы и удовлетворился, но он так восторженно всё расписывал, что не хватило духу сказать «не хочу». К «разработке маршрута» и папа весело присоединился. Он подсел к нам с краешку, на стуле; чисто автоматически я отметил, как Митя руку на бедро ему сразу же положил, а папа ещё свою сверху. Я отвернулся резко, уставился в монитор, но, видимо, сморозил что-то невпопад, потому, что Митя стал вдруг уточнять и так понятные вещи. Оба они, такие взбудораженные, чего-то спорят, обсуждают громко, и мне пытаются втолковывать, когда одно и то же, а когда и вразнобой, в общем, явно получают удовольствие, а я сижу себе спокойненько, почти не вмешиваясь, киваю головой и угукаю. Когда перешли к бронированию номеров и заспорили (они, опять же, меж собой), как нам с Надей удобнее будет жить, в одном большом номере, или в двух маленьких, до меня дошло, что Надя-то ещё не в курсе дела. Ладно, думаю, сейчас я тебя обрадую. Мои уже всё решили, отнекиваться бесполезно, хочешь, не хочешь, а придётся тебе тащиться со мной за тридевять земель. А что я должен, один, что ли, в ссылку?